Олень занимался истинно оленьим делом - он мирно пощипывал траву, порой приподнимая большую голову и оглядывая окрестности. А окрестности вышли знатные. Он забрался в благодатный край, вернее, нашел себе прелестную долинку в северных горах. Виды были шикарные, скажем прямо, а утро и ясность неба ещё боле усиляли впечатления. Долина вся благоухала и зеленела, скалистая, полная рек, соединяющихся и расходящихся словно пучок корней растения, пели трели кузнечики, булькала водичка. Долина дышала летом, дышала жизнью, бурлила ей, словно бы захлебываясь в его разнообразии тонов и вкусов. Яркие, безупречно яркие краски освещали долину, пронизывали её, проникая в каждый кустик, в каждую жилку, переворачивая верх дном, приводя в бардак, в хаос, и наводя внутри неё чувство загадочного удовлетворения, единения с природой. Словно все это, со всеми бешеными ароматами, с их какофонией, с сумасшедшими насекомыми и птицами, с этой блестящей на солнце прозрачной водице и было самим летом, пропитано им, а вместе с ним и пропитано жизнью, жизнью яркой и многогранной, жизнью подвижной, активной.
Олень был рад так же тому, что здесь его никто не мог достать, и он имел право полное наслаждаться тихим одиночеством, умиротворением и успокоением, дать себя на растерзание этому лету, этой речке, дать ей сгладить злобу и смыть проблемы. Он был один, он был свободен от гнетущих пут навязанной компании, от пут натянутых, как маска, эмоций, свободен от чужих переживаний, он наедине с собой, только он и он. Можно расслабиться, можно отдохнуть. Засранца куда-то сплавил король, а в горы едва ли волк решит зайти...
Но разве можно где-то найти покой? Всегда его тонкую грань, неразличимую и неузнаваемую, сдерет коготь компании, не всегда приятной, не всегда ужасной. Она придаст глади внутри тебя настроение, выведет его из того спокойствия, что дарит природа, наградит бурными волнами и всплесками, бушующими ураганами.
Рогач нашел кости. Дурную оболочку, бледные останки, каркас, скелет, обтянутый тонкой, едва различимой кожицей. Такая хрупкая конструкция недвижимо лежала в траве, видно, там же, где и упала, так как лапа была переломана так, что вызывала в уме здравый вопрос "как" и ничего более. Фамильярно, без единой попытки оповестить о своем пришествии валяющийся полутрупик, он первым делом обнюхал ногу, при том, наверняка, укалывая волчишку усами, но поделом тому будет.
- Пфе, кости и те не бережешь, скелет прежде ходячий

Отредактировано Олень (2013-07-09 21:22:45)

- Рад, что смог скрасить ваши серые будни.
- Лучше б радовался, что не подох! - чуть ли не взвыл протяжным, басовитым голосом олень, при том, взвыл злобно, отрубая всякий возможный разговор, что мог бы последовать далее. Больной должен как минимум молчать, а в идеале стонать по прожитым денькам и полученной ране, а никак не реагировать в ответ, если жизнь, конечно, ещё дорога. А этот дуралей ещё в ответ зубы скалит. Мало ему, что от созерцания и отдыха отвлекает, экий наглец.
- Чего улегся, я тебя тащить не собираюсь, - копытный явно недолюбливал волков. У тех было плохое качество: пытаться его сожрать, вот он и отыгрывался. Особенно волков он не любил ещё и за то, что жизнь его без них не проходила и единого дня! То волки сгрызут кого, то они начнут охоту лично на оленя из-за его свят-крови, то сделают своим целителем. Что за ирония, клыкастому брату да оленя в лекари! Даже не смешно. И отыгрывался посему оленюша вполне заслуженно, ибо клыкастые сполна попортили ему жизнь. По крайней мере достаточно, чтобы он теперь мог позволить себе всячески измываться над беднягами.
- Пару недель побудешь травоядным, - намекая на то, что его ждет, сказал Рогач и медленно пошел подальше от водицы, в тенёк, под высокие ели, источающие приятные ароматы. Шел он на такой скорости, чтобы его новый подопечный мог поспеть, и прислушивался к её постанываниям с замиранием сердца. Что бы не говорил, нравились они ему, дураки полумертвые, нравились.

- Подобие волка! Так говоришь, словно этим гордиться пристало, потому падаешь на ровном месте и скулишь как баба, - олень приостановился, глазами сравнивая Лако с волками более... привычных, скажем так, размеров. - хилячок ты, дядя, жрать тебе надобно. Грозный хищник, а по виду одна потеха, - подытожил он. Лако этот, кстати говоря, с виду был и правда слаб: потрепала, видать, жизнь. Такого каким-то чудом не прибили королевские волчары - его разве что ветром не сдувало, да и то чисто от тяжести костей. Скелет! Мышц совсем не видно, скукожились от голода, иссохли, превратились в едва видимые тугие нити, подобие настоящего волка. Облезал как шавка, оставляя после себя вереницу ворсистых следов. Жизнь словно в один миг покинула его, ушла навеки от его морды, скривив ту, оставив на её лице лишь жалкую маску, подобие, забрав из него того, реального хищника, о котором можно рассказывать детям на ночь. Страх вместо волка! Угловатый, худой, так, что кости можно было сосчитать, при этом наигрывая на них прекрасные ритмы копытами и наслаждаясь тонко звучащей мелодией. Как ему лежать на костях не больно? Жир, он существу любому важен необходимо, и мышцы... А то, что живет на ягодах и вовсе зверя не красит - от того он милее не становится и обычно озлабливается, раздражается и с жадностью набрасывается на все, что носит внутри себя имя жизни. Но этот, он, похоже, уже давно смирился со своим голодом и его "я", оно срослось с постоянной нуждой, с потребностью.
Задумавшись о том, что гостю, скорее всего, на костях лежать совсем неприятно, он предпочел перед его прекрасным валянием в земелюшке устроить своему пациенту достойное место из еловых веток. Он вытянул шею и сорвал, забавно двигая губами, несколько веток, хаотично разбросав их и устроив некое подобие лежака. Для мягкости и того, чтоб досадливая листва не колола, можно было и мох постелить, но дело это было больно затратное, а кость не требовала отлагательств. Честно - оленюха вообще не думал, что кость при такой скудной диете заживет, но не заставлять же ему фенека охотится на такую морду. А тратить кровь или силы - слишком много почета этому замызганному одиночке, он не умирает и без лапы, коли устроится куда, вполне может прожить в отличие от тех, на ком можно было применить подобного рода средства.
- Поломанной конечностью вверх, - отчеканил заученную фразу он. Фразочка для идиота - кто умудрится лечь на больное и ещё больше то тормошить? - и жди лежи, понял?

Волчишко вродь промолчал, но и скулить перестал. Может сдерживаться, значит, боль не настолько ужасная. Впрочем, факт этот едва ли мог принести утешение оленю, ибо пациент его, как было явно видно, обладал как минимумом переломом лапы. А перелом - это достаточно серьезно. И кормить это чудо природы нечем, на травках он не жилец. Хоть отправляй его на уроки охоты фенека за мышками, ей-богу. Олень впал в глубокую задумчивость на этот счет. Ему, наделенному милостью богов, убивать тварь живую было категорически запрещено моралью, да и представить охотящегося оленя проблематично, если не невозможно. Рогач склонил голову, как обыкновенно делал, погружаясь в размышления и перестал замечать все, что происходило рядом, радуясь небольшому уединению с собой в своей фантазии. Из этого состояния его вывел пациент, окликнув, и зверь со звучным "а?" посмотрел на него рассеянным взглядом.
- У меня нет имени, зови, как хочешь, - ответил он и тут же развернулся, светя белым оленьим пятном на заднице.
Искусство оленя заключалось в том, что к магии он старался обыкновенно не прибегать и лечить всех исключительно травками, в которых, как представитель травоядных, толк прекрасно знал. Он не ведал ни их отдельных названий, которыми обыкновенно пользовались целители и предпочитал их никогда в жизни своей не слышать. Процесс сбора трав был неведомым интуитивным процессом: сохатый на запахи набирал в рот множество трав, не пытаясь никогда прознать, какая из них есть какая и какой толк несет, и лечение его от того можно было смело назвать безалаберным, но от того и чудесным, ведь он словно всегда знал, что стоит предложить, а что - выплюнуть. И прибегал он к решениям нестандартным для целителя обыкновенного, привыкшего все делать "по шаблону", так как практически каждый раз был вынужден менять составы в силу своего кочевания и разных местностей, где следовало очень быстро собирать трав. И никогда не ошибался. Сейчас в его пасти оказался целый зеленый букет, который редкому хищнику покажется вкусным, но оленю очень понравился. Здесь было и что-то особо калорийное, и что-то обезболивающее-снотворное. Правда вот собирал он довольно долго и бродил по местам дальним, чуть ли не обойдя в задумчивости всю долину и от того остерегаясь, что на него могут напасть.
Вернувшись, он выплюнул кипу немного обслюнявленных трав перед носом гостя, уверив, что их нужно сожрать. После того, как это чудо вырубится, можно будет и ногой-лапой разобраться, а то только мешать убудет.

Перелом - это такая сволочь, которую черта с два изгонишь так просто. Всякому зверю известно, что для регенерации надо просто зафиксировать свою незадачливую конечность и проваляться в лучах лени, ну, либо же, что более эффективно, наоборот немного напрягать ногу - как бы странно не выглядело, это дельный совет. И все это, конечно же, работает, и работает действенно, но ни капли не быстро. А валяться такому, как олень, в изолированной долине из-за практически мертвеца - кожа да кости - было ве-е-есьма не практично, ибо быть привязанным к своему пациенту порой значит невозможность оказать помощь другим. Так что помимо накладывания шины, дабы предоставить волку вариант куда более быстрый, рогатый докторишка был вынужден наделать отваров, мазей, накормить полудохлого идиота травами, и, что не менее важно, обеспечить ему нормальное питание, так как в связи с его незавидным сложением регенерация не обещалась быть быстрой. Проблем с новеньким одиночкой было столько, что проще его было незаметно отравить всякими малоядовитыми растениями, которые пусть и одиночно не представляют вреда и не влияют на состояние организма (а потому и не подозрительны), но вместе способны создать внутри бедняг коктейль молотова в желудке.
И в общем, проснись Лако к ночи, он бы не увидал около себя ни лекаря, ни обещанной работы, так как тот совершал путешествия по всякого рода гнусным пещерам, договаривался с мелким зверьем для добычи ингредиентов и многое другое. Вернулся он уже к следующему утру, и тащил за собой чуть ли не мешок добра. Такой груз на момент усомнил оленя в его надобности путешествовать и заголосил о том, что пора бы осесть на определенном месте, но являясь подлинным кочевником, рогач их быстро отверг, и решил, что надобно ему устроить все самое необходимое на рогах в резервуарах из дикой сушеной тыквы (небольшая, достаточно прочная, без дыр и достаточно легкая - идеальный вариант для путника) и подвязать это на лианах или каких-нибудь жестких растениях, плетеных в канат, правда, во всем этом потребовалась бы помощь обезьян, а никого из приматов он пока выручить не успел. В инвентаре его насчитывались: василек, мумиё, некоторые корни, родимый картофан, кучу молодых веток пихты, скорлупу от яиц и жесткие крепкие листья растений, крепкую практически плоскую палку и в завершение моток паутины. И пусть все это не выглядело солидно, стоило сил немалых, уж поверьте. Даже нарыть обыкновеннейший василек в горах было трудно, как и достать необходимые корни. Пихт, к счастью, было достаточно, а вот с картошкой, мумиё и скорлупой возникла куча проблем. Картошку пришлось выморозить у какой-то проныры за краткий экскурс в мир трав, растений, вплоть до простых ядовитых, за мумие пришлось пресмыкаться перед летучими мышами, отличавшимися не самым приятным нравом и продавшим свое расположение за кучу прекрасных, но не самых достижимых для них деликатесов, а по скорлупе пришлось долго сновать вокруг гнезд птиц и ждать возвращения матерей, дабы те сбросили желанное лечение, пусть и к просьбе они отнеслись крайне скептически. В общем-то, довольно часто ему так же приходилось нажимать на свою должность на Валло, правда, доказательств ей особых не было - король даже не удостаивал поданных каким-нибудь значком, удостоверяющим их личность, так что приходилось хитрить. Да и тихонько побаиваться, как бы его ложь не распознали.
Когда бешеный коктейль был готов и принесен, бедное животное чуть ли не с ног валилось от усталости, но-таки выполнило свое предназначение. Ему, к слову, удалось так же взять в аренду подходящие сосуды, выскобленные из дерева или состоящие из сушеных корок каких-то плодов. И вот он примерно, бережно промыв одно переднее копыто и бегая по импровизированному лагерю на троих, мелко растолчил василек, смешав с его собственным соком, затем же развел в теплой речной воде часть мумие, уже в другом сосуде, измельчил корни до состояния пюре и сделал ими компресс, затем так же втер в место перелома картофельную кашицу (движения его нежностью не отличались и могли разбудить гостя, но все обошлось), так же измельчил скорлупу и поставил сушиться на солнечное место. Пихта осталась лежать, так как из неё нужно было выпарить масло, а для этого соорудить весьма странную постройку из глины и достать огонь, а дело это было долгим. Так что по итогам он дощечку првератил в шину, обмотал паутиной и жесткими длинными листьями на втором слое. Все, лежавшее в сосудах, то бишь разбавленное мумие, василек и скорлупа предназначались для употребления внутрь. Больше рецептов, подходящих для местности он не знал и, не будь его клиент настолтко измученным, применил бы где-то половину этого длинного списка и не уматывался бы, но ситуация вынудила. По итогам своего курса лечения он глубоким сном забылся, укрывшись между редкими стволами ели неподалеку от нерадивого волка, и, пусть и не намеревался, проспать обязан был долго, очень долго.

Отредактировано Олень (2013-07-29 23:04:40)